17 декабря 2008
С Тегераном может наладить отношения Барак Обама Иран и Ближний Восток не являлись ключевой темой президентской кампании-2008 в США. Тем не менее Барак Обама на своей первой пресс-конференции уже в ранге избранного президента затронул тему Ирана, заявив о «необходимости приложить международные усилия, чтобы удержать Иран от развития ядерной программы». Он также пообещал изучить письмо президента Ирана Махмуда Ахмадинежада, в котором содержатся поздравления, и ответить «соответствующим образом». Странное сближение Хотя Барак Обама ушел от прямого ответа на вопрос о том, какую политику он собирается проводить в отношении Ирана на посту президента США, аналитическое сообщество многих стран мира пришло в «возбужденное состояние». Оно стало высказывать предположения о том, что оба государства, упустившие сотни возможностей и удобных случаев «навести мосты», могут предпринять определенные шаги по началу переговоров И вот почему. Государственный департамент США впервые за многие годы неофициально разрешил действующему Совету американцев иранского происхождения открыть офис. Официальный Вашингтон заявил также о готовности открыть в Иране аналогичный офис, работники которого «могли бы защищать интересы США». Предполагается, что центр будет выполнять консульские функции ввиду огромного числа иранцев, желающих посетить США. Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад не подтвердил эту информацию, но заявил, что «приветствует все шаги, направленные на улучшение двусторонних отношений». Специалисты по Ирану отлично знают, что такое не могло произойти без согласия духовного лидера Ирана аятоллы Али Хаменеи, в чьем ведении находятся все внешнеполитические вопросы. Профессор международных отношений Давид Гермидас Баванд из Тегеранского университета Алламеха Табатабая в этой связи отреагировал следующим образом: «Позитивная реакция иранских чиновников показывает, что в их среде определились прозападные течения». Добавим к этому еще одно немаловажное обстоятельство: именно в последние дни пребывания на посту президента США Джорджа Буша в американской печати появились сообщения о возможности восстановления дипломатических отношений между двумя странами. Кстати, заметим, что разговоры о возможности подобной акции ведутся с лета нынешнего года. В июле глава иранского МИД Манучехр Моттаки, выступая на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, заявил о готовности Тегерана пойти на дипломатическое сближение с Вашингтоном. Показателем некоторых сдвигов на этом направлении можно считать и встречи группы парламентариев Ирана с конгрессменами США, которые состоялись в октябре нынешнего года в рамках заседания Международного валютного фонда в Вашингтоне. Это была первая встреча подобного уровня за последние 30 лет. В этой связи депутат иранского меджлиса Сера Мухаммед Делхош отметил, что «при подходящих условиях и при принятии США обязательств не вмешиваться во внутренние дела Ирана, можно начать переговоры с представителями этой страны». В данном случае дело даже не в участившихся контактах на разных уровнях между Ираном и США. Главное именно в том, что американская сторона вопреки прежним заявлениям согласилась принять участие в переговорах с Исламской Республикой Иран (ИРИ) без предварительного условия – отказа Тегерана от обогащения урана. Что за этим стоит? Восточный торг или стратегическая дипломатия? Один из известных американских специалистов по Ирану, заместитель директора Вашингтонского института по Ближнему Востоку Патрик Краусон следующим образом характеризует складывающуюся ситуацию: «Представители США и Ирана желают встретиться для обсуждения двусторонних проблем на определенных условиях, хотя они пока еще далеки от совместных взглядов на характер сотрудничества». С другой стороны, учитывая желание Барака Обамы вывести войска из Ирака, американцы понимают, что без участия Тегерана решить иракский, да и афганский вопрос будет очень сложно. Недаром новый глава Центрального командования США генерал Дэвид Петреус заявил, что «проведение правительством США переговоров с врагами неизбежно». Поэтому, как считает эксперт по Ближнему Востоку, бывший сотрудник госдепа Хиллари Манн Леверет, новоизбранному президенту все же «придется изменить политику в отношении Ирана так же фундаментально, как это сделал в 1970-е годы президент Никсон в отношении Китая». Собственно говоря, и американская администрация Джорджа Буша вела некоторую работу на этом направлении, вступая в контакты с представителями Тегерана при решении тех или иных проблем иракского урегулирования. Детали этих переговоров до сих пор неизвестны. Однако есть основания предполагать, что Вашингтон таким образом пытался вывести на политическую сцену Ирана те фигуры, которые, по его мнению, демонстрировали способность к диалогу. Как считают некоторые аналитики, речь шла о такой влиятельной группировке, которая сплотилась вокруг спикера иранского парламента Али Лариджани. Схема возможной договоренности выглядела следующим образом: Запад предлагал расширение контактов с Ираном, прежде всего, в энергетической области взамен на «более гибкую позицию по ядерной программе». Когда это не получилось, то Запад изменил тактику, проводя в отношении Ирана политику «кнута и пряника» - силовое политико-экономическое давление вплоть до угроз военных акций и одновременно – предложения по предоставлению различных финансово-экономических преференций в обмен на замораживание и впоследствии - ограничение обогащения урана. Одним словом, шел сложный и тонкий торг. Каждая сторона старалась быть жесткой и не делать лишних уступок. У США были и остаются немало преимуществ, но и Иран почувствовал себя на Ближнем Востоке крупной региональной державой. К тому же в Тегеране отлично понимали, что после военных неудач США в Ираке и в Афганистане Вашингтон не имеет необходимых ресурсов для начала войны против него. Поэтому не удивительно, что Тегеран умело разыгрывал «ядерную карту» на переговорах МАГАТЕ и в группе «5+1». Более того, его возможности для широкого политико-дипломатического маневра заметно возросли, когда США размещение элементов своей ПРО в Польше и Чехии стал связывать с «иранской угрозой». Как ни странно может показаться на первый взгляд, но у Ирана и США в Восточной Европе появились точки соприкосновения. Итак, если оценивать ситуацию с чисто объективной точки зрения, то для нормализации отношений у обеих сторон существует определенная база. Похоже, что внутри Ирана начинают давать о себе знать те группы элит, которые выступают за поиск компромисса с Западом. В свою очередь политический истеблишмент США усматривает в установлении контактов с такой элитой возможность налаживания постепенной работы с иранским обществом, экономического проникновения в страну и создание условий для так называемой «мягкой пропаганды» . Но не все так однозначно. В Иране еще пользуются заметным влиянием силы, которые выступают категорически против любого сближения с США. В конце октября один из руководителей Корпуса стражей исламской революции Хосейн Хамедани заявил, что Иран поставляет оружие «освободительным армиям Ближнего Востока»: «Самодостаточными являются не только наши вооруженные силы – освободительные армии региона также получают часть вооружения от нас». Реакции правительства Ирана на это откровенное заявление не последовало. Но его прокомментировал американский эксперт по политике и управлению Университета Джорджа Мейсона Марк Кац: «Хамедани сделал это заявление, потому что он опасается возможности улучшения ирано-американских отношений при президентстве Обамы». До этого иранские официальные лица говорили только о том, что они оказывают лишь моральную поддержку » освободительным движениям» в Палестине, Ливане и Ираке. Еще в 2006 году духовный лидер ИРИ Али Хаменеи утверждал, что «движение «Хезболла» поддерживает все движения сопротивления Израилю, Великобритании и США. Но заявление Хамедани приобретает особенно значение по двум причинам – в связи с тем, что он является одним из лидеров влиятельнейшей государственной военно-политической структуры – Корпуса стражей исламской революции, и тем фактом, что впервые иранские официальные лица подтвердили, что Тегеран оказывает помощь «освободительным армиям» не только морально. Как считает уж упоминавшийся профессор Марк Кац, улучшение ирано-американских отношений было бы выгодным для Ирана, но это абсолютно невыгодно для таких как Хамедани и радикальных группировок. Причем против сближения с США выступают не только «стражи революции». В октябре иранский министр внутренних дел Али Кордан заявил, что «МВД Ирана ни при каких условиях не даст разрешения создать филиал Американо-иранского совета в Тегеране». Именно на основе приведенных фактов многие аналитики делают выводы об отсутствии в иранском руководстве единства взглядов не только на будущее ирано-американских отношений, но и в целом на внешнюю политику. Однако, с другой стороны, так называемая несогласованность в методах осуществления политики – обычный «восточный стиль» Ирана, направленный на то, чтобы запутать оппонентов и не дать понять, каковы же настоящие политические цели этой страны. Смена геополитического вектора После кавказского кризиса министр иностранных дел Ирана Мотакки предупредил администрацию США о том, что ей не следует вмешиваться в «дела региона». При этом министр намекнул на плачевные последствия американской интервенции в Ираке и Афганистане: «Судьба Кавказа, конечно же, в случае вмешательства, не будет отличаться от той дилеммы, которую должны решать регионы, где кризис уже искусственно создан». Однако когда официальная Анкара не без помощи Москвы стала проявлять оперативную активность на Кавказе, Тегеран насторожился. Тогда, как известно, Турция выступила со своими тремя инициативами: создать Платформы стабильности и сотрудничества на Кавказе, начать диалог с Арменией и выступить в качестве одного из посредников между Баку и Ереваном в проблеме нагорно-карабахского урегулирования. В Вашингтоне и в Москве инициативы Анкары нашли поддержку. В ответ Тегеран также выдвинул свой проект плана по кавказскому урегулированию. Еще в октябре поступили сообщения, что официальный Тегеран готов вступить в переговорный процесс между Азербайджаном и Арменией в качестве посредника по мирному урегулированию карабахского конфликта. Хотя официальных ответов из Баку и Еревана тогда не последовало, однако, по мнению экспертов, Армения не выступила против этого плана, поскольку уверена, что Турция будет по-прежнему отстаивать проазербайджанскую позицию. Таким образом, Тегеран, имеющий отношения с Ереваном широкоформатного свойства, по сути нейтрализовал на определенное время инициативу Москвы и Анкары по создания кавказской системы региональной безопасности без своего участия. Официальный Тегеран дал также понять, что усиление турецко-западного влияния на регион еще больше создаст проблемы в вопросе безопасности и политического развития. Это лишний раз доказывает, что в региональной политике Ирана - будь то на западе и востоке или севере - стали явно проявляться новые оттенки, направленные на то, чтобы занять доминирующее место. Вероятные сценарии политического развития на Южном Кавказе постоянно обсуждаются в кулуарах иранской власти, и можно с уверенностью сказать, что Исламская Республика входит в фазу активного осуществления своих военно-политических проектов на Кавказе, что, по всей вероятности, сбалансирует излишнюю активность Турции, России и некоторых западных сил. Для Грузии, которая стремилась стать членом НАТО, активизация Ирана создавала политическую «головную боль», поскольку Иран в южнокавказском регионе демонстрировал готовность проявить своеобразную политическую «агрессивность» в осетинском и абхазском вопросе, дабы ни в коем случае не допустить усиления позиций США и ее союзников. То есть Иран, исходя из выгодного для себя развития ситуации на «разновекторном» Ближнем Востоке, постепенно проникается чувством региональной сверхдержавы, пропитывается осознанием возможностей разыгрывать в случае необходимости как русскую, так и американскую «карты». Именно в этом новое качество нынешнего момента. Как известно, президент Грузии Михаил Саакашвили неоднократно демонстрировал свою готовность помочь США в случае, если они начнут военную интервенцию против Ирана. Естественно, что в Тегеране стали воспринимать Тбилиси в качестве потенциального противника. Ему грозили даже юридическим признанием Абхазии и Южной Осетии в качестве независимых республик. Но когда эти республики получили признание со стороны России, аналогичной реакции со стороны Ирана не последовало. Не потому ли, что Тегерану дали знать, что цели Тбилиси наращивать сотрудничество с Западом путем вхождения в Североатлантический альянс не суждено сбыться в обозримом будущем, что качественно меняет расклад сил на всем Кавказе. Поэтому если посмотреть на проблему обобщенно, то политика США и ее союзников в отношении Ирана начинает постепенно меняться: числящееся пока на официальном уровне так называемое «враждебное кольцо» Ирана постепенно разжимается на разных направлениях, что выводит на первые позиции его политику в отношении как Кавказа, так и Средней Азии. Новая политика Ирана Случайно ли это? Начнем с того, что после российско-грузинского конфликта ситуация на Кавказе в корне изменилась. Мечты Евросоюза и США использовать Закавказье для создания безопасной энергоэкспортной сети так и остались только мечтами. Дело в том, что все закавказские государства оказались в качестве промежуточного звена и источников опасности в единой дуге нестабильности, которая пролегает от Ирака до Северного Кавказа. Эта дуга, особенно в связи с будущим выводом войск западных союзников из Ирака, становится серьезным фактором в дезинтеграционных процессах, которые могут набрать силу в Закавказье. Теперь для диверсификации источников энергопоставок у ЕС остается практически единственная, но очень капризная надежда – Иран. Столкнувшись с неприятной реальностью, многие западные политики все более стали склоняться к варианту, который ранее виделся им наименее спорным - налаживанию экономического сотрудничества с Ираном. Они надеются, что путем вовлечения его в орбиту своих интересов не только экономические санкции помешают планам Тегерана в краткосрочной перспективе осуществить свою ядерную программу, но и в конечном счете поспособствовать приходу к власти там нового правительства, более склонного к учету их интересов. К такому ходу мыслей их подталкивает и развитие событий в соседнем с Ираном Пакистане, осложнение ситуации в Индии. Не случайно новоизбранный президент США Обама проявляет решимость «покончить с «Аль-Каидой» в Афганистане». Проект «Парс» В этой связи для США и Евросоюза наибольший интерес представляет проект строительства трубопровода «Парс», о чем объявил в сентябре заместитель министра нефтяной промышленности Ирана Акбар Торкан. По этой магистрали планируется поставлять иранский природный газ транзитом через Турцию в страны ЕС, включая Грецию, Италию и Германию. По сообщениям тегеранской печати, иранцы уже начали переговоры с одной неназванной европейской компанией о создании трубопроводного консорциума. Мощность предлагаемого маршрута составляет 37 млрд. кубометров газа в год. Стоимость строительства – четыре млрд. долларов. Ясно, что без иностранных инвестиций, технической и технологической помощи осилить этот проект Иран не в состоянии. Но политический риск, связанный с иранской ядерной программой и американскими энергетическими санкциями, не способствует стремлению энергетических компаний вкладывать деньги в целом в Иран и в этот проект, в частности. Поэтому для увеличения шансов трубопровода «Парс» Тегерану необходимо срочно предпринять шаги, направленные на улучшение не только своего энергоэкспортного, но и политического имиджа. А это в первую очередь – компромиссы по ядерной программе. Но пойдет ли на размен – газ в Европу за отступление на ядерном фронте - духовный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи? С одной стороны, потенциальные экономические выгоды от трубопровода «Парс» достаточно велики, чтобы Иран мог захотеть снова рассмотреть возможность достижения компромисса в ядерной сфере. Но с другой - в Тегеране прекрасно понимают, что трубопровод «Парс» - самый опасный конкурент России в обеспечении Европы газом. Напомним, сегодня страны Европы около двух третей природного газа получают из России. И осуществление проекта «Парс» ударит не только по экономическим, но и политическим интересам Москвы, которая долгие годы поддерживает Тегеран и уберегает его от более жестких санкций. В этих условиях иранское руководство желает быть уверенным в том, что Запад готов со всей серьезностью, без лишних угроз рассматривать возможную сделку, обеспечив гарантии безопасности в случае ухудшения отношений с Россией. Быть может, именно природный газ и перспективы его поставок в Европу стали основой отмеченного в последнее время взаимного движения Тегерана и Вашингтона навстречу друг другу? В этой связи совершенно логичным можно назвать заявление спикера иранского меджлиса Али Лариджани, который отметил, что Иран не считает, что его переговоры с западными странами по ядерному вопросу зашли в тупик. Если западные страны изменят некоторые свои подходы, приемлемый путь решения иранского ядерного вопроса все еще может быть найден. Сценарии для президента Обамы Конечно, поворот Вашингтона к Тегерану - если он конечно, состоится- не будет разовой акцией. Для Вашингтона самым оптимальным вариантом к выходу на путь к эффективным, содержательным отношениям с Ираном – начать прямые переговоры по иракскому и афганскому урегулированию. Поскольку общей целью переговоров станет нормализация ситуации в соседних с Ираном государствах, последуют экономические предложения, «от которых нельзя будет отказаться». Это будет сопряжено с отменой американских санкций и возвращением замороженных иранских активов. Такие стимулы будут способствовать эффективному обсуждению более сложных вопросов и, возможно, выработке новой политики Ирана на кавказском направлении. Любопытно и то, что Тегеран можно будет увлечь геополитическими проектами создать «зону влияния» на Ближнем Востоке по границам бывшей персидской империи времен Надир-шаха от Ирака до Пакистана. Тегеран, как и Вашингтон, заинтересован в прекращении гражданской войны в Ираке и сохранении его целостности. Иранская правящая верхушка понимает также, что добиться своих целей можно лучше всего посредством выборов, которые еще усилят шиитское большинство в Ираке. Нормально функционирующее иракское государство облегчит вывод американских войск, нейтрализует движение инсургентов и интегрирует умеренные суннитские силы в правящие круги, то есть приведет к подвижкам, каждая из которых будет отвечать интересам и Ирака, и США. Как только Вашингтон признает влияние Тегерана как легитимное и сформируется система гармонизации политики обеих стран, Америке, возможно, будет проще добиваться от Ирана выполнения своих требований. Например, Вашингтон окажется в более благоприятной позиции для того, чтобы вынудить Тегеран к ограничению раскольнического потенциала иракских шиитов и обузданию мятежных деятелей, таких, как предводитель шиитского ополчения Муктада ас-Садр. Чем скорее Вашингтон поймет, что Тегеран может сыграть благотворную роль при решении иракского вопроса, тем быстрее ему удастся предотвратить раздробление Ирака и дальнейшую дестабилизацию в зоне Персидского залива. По аналогичному сценарию можно будет проводить и афганское палестино-израильское урегулирование. Иран будет сам расчищать «завалы», откажется от политики противостояния ближневосточному мирному процессу. Тогда, как говорится, по падишаху и шапка. Появление соответствующего статуса будет способствовать и интеграции иранской ядерной программы, которую можно тогда называть «мирной». Тогда не надо, как это было в Ливии, демонтировать национальную ядерную инфраструктуру. Более того, в случае налаживания ирано-американских отношений Запад попытается быстро вернуть Тегерану и доверие мирового сообщества. В ответ он согласится на постоянное присутствие представителей Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) и без проблем будет раскрывать необходимую информацию о своей прошлой деятельности в данной сфере. Однако при описываемом сценарии развития событий изменится «политическое лицо» всего Ближнего Востока и, возможно, даже Кавказа. Те эксперты, которые понимают и чувствуют Иран, предполагают возможное геополитическое возвышение этой страны, в результате его поведение может измениться к лучшему. Верх, как это не раз бывало в иранской истории, может взять прагматизм, а идеология, как во времена Надир-шаха, будет иметь прикладное значение. Но с другой стороны, иранским прагматикам, готовым рассматривать все возможные варианты примирения с Вашингтоном, придется устранять с политической сцены идейно-политическое и кадровое наследие аятоллы Али Хаменеи. Сделать это без катаклизмов и потрясений не удастся, даже если Белый дом действительно окажется способным разработать всеобъемлющую стратегию разрядки. Так что в обозримом будущем Иран останется проблемой для Соединенных Штатов. Тем не менее нынешняя «завязка» отношений с США ставит Иран перед возможностью сделать выбор: какой страной он хочет стать? Что же касается Москвы, то ей необходимо держать «руку на пульсе», проводить тщательный, но главное, грамотный аудит политических ресурсов Ирана и быть готовой в самому неожиданному ходу событий в этом регионе мира. Автор - АЛЕКСАНДР САЖИН, доктор исторических наук. Источник:"rosvesty"
Поделиться:
Комментарии
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарий